Церковь на Сахалине. гл.2 |
История Сахалина - Миссионеры | ||||||||
Добавил(а) o_Serafim | ||||||||
13.06.10 13:21 | ||||||||
Страница 1 из 3 Глава II.
Поскольку с 1855 по 1875 год, согласно Симодского договора, Сахалин находился в совместном владении России и Японии, здесь проживало постоянно несколько десятков японцев. Летом и осенью, на время рыбной путины, численность японцев значительно возрастала за счет рыбаков-сезонников с соседнего острова Хоккайдо. Таково было положение Сахалина в период, когда здесь начинала свою деятельность Русская Православная Церковь. Строительство первой часовни на острове начали матросы под руководством поручика корпуса флотских штурманов
В этот день в Кусунай зашел пароход «Америка» с грузом продовольствия: муки, крупы, соли и т. п. И вдруг выяснилось, что на пароходе находится священник — иеромонах Николай. Его тут же пригласили съехать на берег «для освещения поста и отслужения панихид», что и было совершено в торжественной обстановке при участии всей команды. Запись об этом событии имеется в специальном журнале метеорологических наблюдений, в разделе «случаи», который, следуя флотской традиции, вел начальник поста Петр Иванович Маргасов (1). Русский военный пост Кусунайский дал начало современному населенному пункту — поселку Ильинский Томаринского района. Но в данном случае интересен не только сам факт его освящения, но и личность священника, совершившего этот обряд, в ту пору никому неизвестного молодого иеромонаха Николая (в миру Иван Касаткин) — будущего святителя Николая Японского, одного из самых удивительных подвижников православия в ряду русских святых XIX и начала XX веков. В те годы Сахалин относился к Камчатской и Курильско-Алеутской епархии, но своего священника здесь не было. Точнее сказать, нам не удалось пока выявить на сей счет в архивах каких-либо документальных сведений. Вероятно, священнослужители лишь время от времени посещали Сахалин с миссионерскими целями и для исполнения духовных треб в русских постах. В тот период бывал на острове (и, возможно, неоднократно) архиепископ Иннокентий. О подробностях этого события, случившегося в ночь на 20 августа на рейде поста Дуэ, довольно хорошо известно (2). Но об участии в нем архиепископа Иннокентия в имеющейся литературе не упоминается. Поэтому воспользуемся записью рассказа очевидца, священника С. Н. Казанского: «Сделалась страшная буря; судно наше перебрасывало из стороны в сторону, смятение было полное, все ждали смерти; один преосвященный Иннокентий был в полном спокойствии. Во время сильной качки я случайно очутился против дверей каюты, где был владыка; и вдруг дверь эта сама собою от тряски и качки отворилась; я подумал, что владыка ее отворил, чтобы позвать кого-либо, и я взошел к нему и поражен был такою картиною: среди общего смятения, треска судна и стука волны, преосвященный Иннокентий спокойно стоял перед образом на коленях и горячо молился и читал себе отходную; но когда он увидел меня, сделал такое выражение глаз, что я невольно смутился и весь был потрясен, и тут же догадался, что я ему помешал, и опрометью вышел от него, затворив дверь. По окончании же молитвы владыка с невозмутимым спокойствием вышел на палубу и давал уже советы капитану судна. Наконец все стихло и кончилось, благодарение Богу, только разбитием судна. Преосвященный Иннокентий, по выходе на берег, отслужил благодарственный Господу Богу молебен с коленопреклонением...» (3). На сей раз в посту Дуэ архиепископ Иннокентий провел несколько дней, пока не прибыл на Сахалин начальник Тихоокеанской эскадры И. Ф. Лихачев, с которым он отправился в Японию, а оттуда на Камчатку. По мере увеличения числа русских военных постов и с появлением первых ссыльнокаторжных необходимость в священнике на Сахалине ощущалась все более. Врач Ф. М. Августинович после тяжелейшей зимовки писал о жизни на острове: «Жители поста Дуэ ни имеют ни церкви, ни священника, они лишены той обрядовой торжественности, которою начинается и оканчивается жизнь каждого человека; за неимением священника, обряд крещения и погребения исполняется каторжным, который читает соответственные, этим случаям молитвы. Этот же каторжный в казармах, в присутствии местных чиновников и постовой команды, в торжественные дни, в праздник Рождества Христова, Светло-Христово Воскресение, в день тезоименитства Государя Императора и пр. читает молитвы, приличные этим дням, как равно и по воскресеньям читает часы. За неимением церкви и священника, самые церковные и торжественные дни ничем не отличаются от простых дней: ухо не слышит того привычного звона колокола, который в былое время призывал на молитву в дом Божий! Необходимо в интересах нравственных и религиозных (говоря собственно о каторжных), иметь в посту Дуэ как церковь, так и священника. Священнослужитель, по совершению литургии на тему прочитанного им Евангелия, мог бы сказать поучение, а почему знать, слова его может быть, не пали бы на бесплодную почву» (4). В начале 1868 года начальник Сахалинского отряда Ф. М.Депрерадович, в ведении которого находились военные посты, получил из Николаевска-на-Амуре сообщение, что «для исполнения духовных треб в Дуэ, Кусунае и Аниве» направляется, священник Софийской церкви Симеон Казанский (5). По каким-то причинам выехать сразу отец Симеон не смог и появился на острове только через полгода. В архиве сохранился любопытный документ—рапорт священника Симеона Казанского начальнику отряда майору Депрерадовичу от 6 сентября 1868 года с сообщением, что он «прибыл на Сахалин для исполнения служебных обязанностей» (6). Первоначально местом его постоянного пребывания был пост Кусунайский, а затем пост Муравьевский на озере Буссе, где находился штаб 4-го Восточно-Сибирского линейного батальона. Где-то после 1870 года отец Симеон обосновался в посту Корсаковском, который стал административным центром Южного Сахалина и куда переместился батальонный штаб. К этому времени на острове насчитывалось уже около двух десятков русских населенных пунктов: военных постов, крестьянских селений и первых поселений ссыльных. Они были разбросаны на расстоянии в несколько сотен верст, от нынешнего города Александровска-Сахалинского до залива Анива. Летом сообщение между ними осуществлялось либо на лодках вдоль побережья, либо на попутных военных или Коммерческих судах. Зимой основным способом передвижения служили собачьи упряжки. Не случайно большую часть одного времени отец Симеон проводил в длительных путешествиях по Сахалину. Его ждали в каждом селении. Очень скоро, благодаря своим неустанным трудам, отец Симеон стал едва ли не самым известным и уважаемым человеком среди сахалинцев. Каких только приключений не выпадало в этих поездках его долю. Например, в одной из метрических книг Анивской церкви за 1870 год есть интересная запись, сделанная собственноручно отцом Симеоном. Он писал, что 22 октября «при следовании из поста Сертунай* в пост Кусунай на шлюпке в японско-айнской деревне «Усури»** сильным штормом, захватившим нас внезапно в море, разбило шлюпку, и наше имущество, в коем был и церковный архив, унесло в море, мы сами едва спаслись от смерти» (7). _____________________________________ ** Правильное название Уссиро, стойбище близ современного пос. Орлово Углегорского района. _____________________________________ Суд я по немногим сохранившимся архивным документам и литературным источникам, простой приходской священник, отец Симеон, был на самом деле обаятельнейшей и неординарной личностью. Он хорошо знал практическую медицину и мог в любое время придти людям на помощь. При его участии в 1875 году открылась одна из первых школ на Сахалине. Школа эта была создана в посту Корсаковском по инициативе офицерского собрания 4-го линейного батальона и получила название Алексеевской, в честь великого князя Алексея Александровича. Открытие и освящение школы состоялось 7 сентября. Отец Симеон преподавал в ней азбуку, письмо, Закон Божий, а также пение с «разучиванием духовных и светских песен» (8). Благодаря стараниям отца Симеона, на Сахалине началось строительство первых православных храмов. Один из них — церковь Св. Николая в посту Корсаковском — заложили в мае 1870 года при его участии солдаты 4-го Восточно-Сибирского линейного батальона и военные моряки из экипажей знаменитой шхуны «Восток» и клипера «Всадник». Очевидец и участник этого события мичман В. К. Витгефг ярко описал его в своих записках, опубликованных позднее - в газете «Кронштадский вестник»: «Место для церкви выбрали такое, чтобы она могла служить заметным предметом для судов, приближающихся к посту. К полдню свезена была команда на берег, на расчищенной площадке выстроились солдаты и матросы в каре; в середине стояли образа, аналой и четырехугольное основание сруба для церкви. На берегу стояли два горных единорога (орудия — А. К.), в некотором отдалении собралась толпа айнов. Вскоре явились начальник поста и всего острова и все офицеры в полных парадных формах. Началось богослужение, потом положили серебряные рубли и доллары в замок сруба, и с первым ударом топора взвился военный флаг и: раздался выстрел из горного единорога: ему ответили на клипере, сухопутная, и морская артиллерия дружно салютовали. Начальник поста поздравил команды с праздником, выпил чарку за здоровье Государя, троекратное «ура» раздалось в ответ, и все вперемешку стали подходить к чарке. Офицеры отправились к полковнику выпить и закусить чем Бог послал — и Бог не без милости. После закуски явились песенники и до позднего вечера команда веселилась, забывая все трудности и горе пережитое, и предстоящее еще впереди» (9). Мы не располагаем, к сожалению, подробными биографическими сведениями об отце Симеоне — Семене Никаноровиче Казанском. Известно лишь, что он приехал в Приамурье (по всей видимости, из Москвы) в 1860 или 1861 году. Был псаломщиком у архиепископа Иннокентия, с которым, очевидно, немало попутешествовал по Дальнему Востоку. До приезда на Сахалин имел приход в селе Софийское на Амуре. Прожив на острове несколько лет, он «по расстроенному здоровью» возвратился обратно в Москву, где некоторое время пребывал в Покровском монастыре (10). Умер отец Симеон, видимо, в начале 1880-х годов. Будем надеяться, что кому-то из историков или краеведов, заинтересовавшихся этой темой, больше повезет и удастся найти в архивах еще неизвестные документы об этом удивительном человеке. Мы же позволим себе еще раз воспользоваться литературным источником — книгой А.П.Чехова «Остров Сахалин». Во время своего путешествия в 1890 году Антон Павлович много слышал об отце Симеоне от сахалинских старожилов и знал о нем по некоторым публикациям, в частности, по очерку А. Я. Максимова «Поп Семен (быль об одном забытом подвиге)» (11). «В истории сахалинской церкви, — писал Чехов, — до сих пор самое видное место занимает о. Симеон Казанский, или, как его называло население, поп Семен, бывший в семидесятых годах священником анивской или корсаковской церкви. Он работал еще в те «доисторические» времена, когда на Сахалине не было дорог и русское население, особенно военное, было разбросано небольшими группами по всему югу. Почти все время поп Семен проводил в пустыне, двигаясь от одной группы к другой на собаках и оленях, а летом по морю на парусной лодке или пешком, через тайгу; он замерзал, заносило его снегом, захватывали по дороге болезни, донимали комары и медведи, опрокидывались на быстрых реках лодки и приходилось купаться в холодной воде; но все это переносил он с необыкновенной легкостью, пустыню называл любезной и не жаловался, что ему тяжело живется. В личных отношениях с чиновниками и офицерами он держал себя как отличный товарищ, никогда не отказывался от компании и среди веселой беседы умел кстати вставить и какой-нибудь церковный текст. О каторжных он судил так: «Для создателя мира мы все равны», и это — в официальной бумаге. В его время сахалинские церкви были бедно обставлены. Как-то, освящая иконостас в анивской церкви, он так выразился по поводу этой бедности: «У нас нет ни одного колокола, нет богослужебных книг, но для нас важно то, что есть господь на месте сем»... Слух о нем через солдат и ссыльных прошел по всей Сибири, и поп Семен теперь на Сахалине и далеко кругом — легендарная личность» (12). Деятельность Симеона Казанского пришлась на один из самых интересных периодов сахалинской истории. Совместное владение Сахалином по Симодскому договору 1855 года, с одной стороны, породило ряд сложных межгосударственных проблем. Но, с другой стороны, это был уникальный случай, когда впервые лицом к лицу встретились представители двух разных народов. В замкнутых границах островного пространства встретились не дипломаты и политики, а простые крестьяне, рыбаки, солдаты, торговцы и прочий нечиновный люд. У каждого из них — своя культура, язык, религия, свой традиционный уклад жизни. При этом необходимо учитывать, что русское население Сахалина было почти сплошь православным и что у японцев веками формировалось вполне определенное отношение к христианству. Ведь еще в XVII столетии распространение этого вероучения было официально запрещено и строго преследовалось правительством. Прежде всего надо отметить, что никаких неприятностей между русскими и японцами на религиозной основе не возникало. Скорее даже наоборот: судя по источникам тех лет, у русских проявлялся живейший интерес к верованиям японцев и самое уважительное отношение к их храмам, которых на юге Сахалина имелось тогда уже немало. Сложнее обстояли дела в сфере политики, но и здесь можно признать, что, несмотря на обострение русско-японских отношений в 1867—1869 годах по вопросу владения Сахалином, между русским и японским населением на самом острове не происходило серьезных конфликтов. Хотя взаимоотношения с представителями японской администрации порой складывались очень напряженно, русская сторона настойчиво проводила линию по мирному разрешению «сахалинского вопроса». Случавшиеся иногда «недоразумения» на бытовой почве также благополучно разрешались благодаря твердости и дипломатическому такту Ф. М. Депрерадовича, возглавлявшему на Сахалине русскую администрацию. Определенную положительную роль в нормализации отношений с Японией сыграли в тот период представители Русской Православной Церкви. Интересные сведения по этому поводу мы находим в воспоминаниях бывшего начальника Муравьевского поста В.К.Швана. В декабре 1868 года подпоручик Шван вместе с майором Депрерадовичем и священником Симеоном Казанским, направляясь из Муравьевского поста в Дуэ, пришли в большое айнско-японское селение Кусун-Котан, находившееся на месте нынешнего города Корсакова. Ознакомившись с окрестностями, офицеры наметили место для будущего военного поста, который предстояло учредить на следующий год. Заодно они осмотрели здешние рыбные промыслы и японский храм. Японцы приняли офицеров и священника довольно гостеприимно, в связи с чем В.К.Шван позднее писал: «Нам бросилось в глаза то видимое уважение, с которым японцы относились к нашему священнику; объяснялось это тем, что все японцы, приезжавшие на Сахалин, знали отца Николая, состоявшего при японской нашей миссии, и питали к нему, за его деятельность и такт в обращении с японцами, особое уважение, а японские переводчики русского языка все учились в школе почтенного отца Николая» (13). Это свидетельство является настолько ценным, что требует особого пояснения, кто же такой отец Николай. Речь идет об одном из первых православных миссионеров в Японии — иеромонахе Николае (Иван Дмитриевич Касаткин), о котором уже упоминалось в связи с освящением Кусунайского поста на Сахалине. В истории православного миссионерства в Японии отцу Николаю принадлежит выдающаяся роль, и это дает нам основание подробнее остановиться на этой важной теме. Вт середине прошлого века заметно активизировалась деятельность католической и протестантской церквей на территории сопредельных с Россией стран, таких, как Китай, Япония, а также в юго-восточной Азии и на островах Океании. По существу это явилось одной из форм усиления влияния развитых государств Европы и США на страны тихоокеанского региона. Русская Православная Церковь действовала в этом направлении менее активно, хотя и она имела свои миссии за пределами Российской империи. Например, в Китае православная миссия действовала с 1714 года. В Японии русские священники появились лишь полтора столетия спустя, в конце 50-х — начале 60-х годов XIX века, после установления дипломатических отношений с этой страной. Одним из первых православных миссионеров в «Стране восходящего солнца» был иеромонах Николай. Он родился в 1836 году в Смоленской губернии. Рано лишившись матери, он с детских лет познал нужду и лишения. Окончив духовное училище, а потом семинарию, Иван Касаткин в числе лучших воспитанников поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. Когда Иван заканчивал академический курс, в Святейший Синод поступило письмо русского консула в Японии с просьбой прислать священника-миссионера. Узнав об этом, И.Касаткин подал прошение о пострижении в монашество и направлении его в далекую и загадочную страну. 24 июня 1860 года ректор академии, епископ Нектарий, совершил постриг молодого инока с наречением ему имени Николай. И сразу же состоялось его посвящение в сан иеромонаха. Взяв с собой Смоленскую икону Божьей Матери, иеромонах Николаи выехал к месту своего служения (14). В японский город Хакодатэ, где находилось тогда российское консульство, отец Николай прибыл в середине 1861 года. В то время распространение христианства в Японии еще встречало многочисленные трудности и требовало от проповедника подлинной самоотверженности. Только в 1873 году японское правительство сняло запрет на исповедование христианства, веденный в стране более двух веков назад. Более пятидесяти лет сначала в Хакодатэ, а затем в Токио продолжалась разносторонняя проповедническая и просветительная деятельность отца Николая. Им было создано японское православное общество, издавался журнал «Новости религии». Частная школа отца Николая впоследствии реорганизовалась в духовную семинарию, обучение в которой продолжалось семь лет и первый выпуск состоялся в 1882 году. Сам отец Николай был на редкость эрудированным человеком. С первых лет пребывания в Японии он много времени посвящал изучению языка и истории страны, стремился постичь философские глубины буддизма и конфуцианства. И постепенно все эти усилия приносили свои плоды: православие медленно, но верно пускало корни на японской почве. Подлинным испытанием для Российской православной миссии и самого отца Николая явились события русско-японской войны 1904—1905 годов. Ведь в России православие было государственной религией и способствовало укреплению могущества империи. Отец Николай, отказавшись от предложения посланника покинуть Японию, остался во время войны в Токио. Православие в Японии заняло позицию благословения императора этой страны в его борьбе с Россией. Отец Николай молился за победу японских войск. Когда же с полей сражений стали прибывать в Японию русские военнопленные, отец Николай с одобрения японского правительства открыл общество «Утешения верующих». После окончания войны, в 1906 году, отец Николай был возведен в высокий сан архиепископа. Умер он 16 февраля 1912 года во время работы, выронив из рук перо. Произошло это в келье основанного им же собора Св. Николая. Этот великолепный храм, построенный в византийском стиле, был разрушен во время большого землетрясения 1923 года, а затем восстановлен японцами. И по сей день храм Св.Николая является одной из достопримечательностей японской столицы. (15) Несомненно, усилия таких людей, как архиепископ Николай, а также его последователей в Японии не оказались напрасны. Они способствовали лучшему взаимопониманию народов России и Японии, привнося в их отношения элементы вечных ценностей гуманизма, духовности и добра. Почитание Николая православными японцами началось сразу же после его кончины. В 1970 году Священный Синод Русской Православной Церкви принял решение о прославлении Святителя Николая Японского в лике святых с именованием равноапостольной.
|