с 1909 по 1911 годы с духовной миссией для оставшихся русских людей на Южном Сахалине трижды побывал Сергий (Тихомиров), епископ Киотский. В 1908г. в возрасте 37 лет он был назначен викарием Токийской кафедры в помощь прославленному ныне во святых Св.Николаю (Касаткину).

Владыка Сергий имел способность к языкам – к тому времени уже владел греческим, латинским, древнееврейским, английским, немецким. Он быстро принялся за изучение японского языка и скоро совершил инспекторскую поездку на острова Хоккайдо и Сахалин без переводчика. Свои впечатления от увиденного владыка Сергий записывал в форме путевых заметок, которые вначале публиковались в «Московских ведо­мостях» и вызывали живой интерес православной общественности. Следующие публикации были в журнале «Православный Благовестник» за 1914г. - в № 1, с. 115 - 142; № 2, с. 168 - 212; № 3, с. 208 - 235; № 4, с. 207 - 219; № 5/6, с. 208 - 220; № 7/8, с. 245 - 268. с ил. И в этом же 1914 г в Москве «Русской Печатью» (Большая Садовая, 4.№ 14) была выпущена отдельная книга (отдельный оттиск из журнала «Православный Благовестник» за 1914г.) ЕПИСКОП СЕРГИЙ «На Южном Сахалине: (Из путевых заметок)», которую в оцифрованном виде и выкладываем на наш сайт.

Если говорить о дальнейшей судьбе владыки Сергия, то вкратце можно сказать следующее.

По преставлению святителя Николая, апостола Японии, 3 февраля 1912 года, епископ Сергий был назначен на токийску ю кафедру, став главой православной Церкви в Японии. Владыка Сергий был одним из немногих русских иерерхов зарубежом подписавших «Декларацию» заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) от 1927 года. В то время как остальные русские архипастыри на Дальнем Востоке вошли в юрисдикцию Русской Православной Церкви Зарубежом, владыка Сергий Японский на протяжении всей своей жизни оставался приверженцем Московской Патриархии.

2 апреля 1931 года, ко дню Святой Пасхи, возведен Московской Патриархией в сан митрополита.

Нарастающий милитаризм и национализм в Японии привел к усилению противо-Московских настроений среди некоторых кругов японской паствы и к притеснениям со стороны японского государства. 4 сентября 1940 года митрополит Сергий был вынужден уйти на покой, передав временное управление делами Церкви мирянину Арсению Ивасава, пользовавшемуся доверием военных кругов Японии.

Митрополит был выселен из резиденции при Токийском соборе и поселился в маленькой квартире в пригороде Токио где продолжал совершать службы для горстки русских и японских верующих. В мае 1945 года его арестовали по подозрению в шпионаже в пользу СССР. Когда владыка был отпущен на свободу через 40 дней, его здоровье было окончательно подорвано. Вскоре, 10 августа 1945 года, он умер в своей однокомнатной квартире. Приснопамятный владыка покоится на кладбище Янака в Токио, рядом с могилой равноапостольного Николая Японского, своего великого предшественника и наставника.

ЕПИСКОП СЕРГИЙ

НА ЮЖНОМ САХАЛИНЕ

(из путевых заметок)*

В августе 1909 г.

Город Отару, на острове Хоккайдо. 1-е августа. Сегодня я отправляюсь на Карафуто: так называют японцы Сахалин. Цель моей поездки: разыскать тех русских, которые там - слышно - еще остались, и удовлетворить их духовные нужды; с другой стороны - посетить и успевших уже переселиться туда некоторых из православных японцев. Сопровождает ме­ня священник из г.Саппоро о. Николай Сакураи.

Утро прошло в сборе нужного для далекой поездки бага­жа. Постепенно приходят с прощальными благожеланиями христиане. Вот уже и 12 часов. Помолившись перед путешест­вием, мы большой уже компанией направляемся к пристани. Из попутных домов выходят христиане и присоединяются к нам. Наша компания растет и растет! Но вот уже и гавань... До 20 пароходов, и больших, и маленьких стоят в ней... Среди них где-нибудь и тот, на котором я должен через какой-нибудь час уехать на Сахалин.

Куплены уже билеты... Паспортов при этом не спрашивали! Да их и нет в Японии. Однако, требуют или визитную карточ­ку или словесный ответ на вопросы: имя и фамилия, возраст, народность, род занятий, постоянный японский адрес... Это же спрашивают и при остановках в гостиницах, когда почти сразу же является к тебе «бантоо» (приказчик)и от имени «ядочео» (хозяина гостиницы) просит дать ему, для доклада в «кейсацу» (в полицию) сии сведения... И если тебе «не имуть веры», то спросят еще и добавочно, где ночевал предшествую­щую ночь, и где будешь ночевать завтра...

Толпятся христиане, спеша сказать какую-либо любез­ность, пожелание... Суетятся пассажиры... Томительные пол­часа проходят, и нас перевозят на пароход. Для сего подали небольшой портовый пароходик и громадную баржу у него на буксире. Разделили овец от козлищ: пассажиров I и II кл. уса­дили на пароходик, пассажиров III класса погрузили на бар­жу... Краткий свисток... Последние прощальные благожелания... И мы поехали к своему пароходу.

«Камикава-мару», так называется наш пароход. Он не из малых пароходов (1457 тонн), принадлежит богатейшему из японских пароходных обществ - обществу «Ниппон Юусен Кайся» (Японское Общество почтовых пароходов), имеющему прекрасные, большие пароходы и установившему рейсы и в Америку, и в Европу, и в Австралию, и по внутренним япон­ским водам.

Ровно в 2 часа дня по расписанию подняли якорь. Раздался густой бас парохода... Сирена то и дело взвизгивает, перели­ваясь эхом по береговым горам. Осторожно лавируя среди па­роходов в гавани, мы выходим в открытое море и берем курс прямо на север.

* * *

Я иду по второму классу. Помещается он в корме парохо­да. Есть каюты. Но что за каюты! Теснота в них поразитель­ная! В моей, например, каюте 6 мест, и пять из них заняты пассажирами. А в каюте нет и 9 кубических аршин воздуха! А сегодня еще к тому же и жарко... Придется ли хоть сколько-нибудь заснуть?

Однако, среди кают, расположенных «покоем», есть и сто­ловая. Здесь можно и чаю напиться, если он у тебя имеется... Здесь же можно и пописать свои впечатления.

О. Николай Сакураи едет по третьему классу. Он распо­ложен в носовой части парохода, теснота в нем еще большая! Каждый пассажир, правда, имеет спальное место, но на нем кроме досок — ничего: обыкновенные русские нары в два эта­жа! О. Николай не без удовольствия поэтому проводит вре­мя на полунейтральной почве в нашей столовой. А полученные «боем» (воу) от меня 50 коп. не только мирят его с присутствием в моем помещении о. Николая, но и побуждают предуп­редительно ухаживать за обоими нами.

Мерно постукивает машина... Вспенивают винты морскую воду. Лазоревая, она перекатывается волнами позади парохо­да. Мы стремимся на север. Налево сливаются с горизонтом воды «Ниппон-кай» - Японского моря; направо синеют в дым­ке берега Хоккайдо. Первую остановку будем иметь завтра на Сахалине.

Пассажиры поснимали свои «рейфуку» - парадные кимо­но и хаори. Уже в упрощенном костюме, в соломенных «зоори» (сандалии) выползают они на палубу. Вот одни из них играют в кольца, бросая их на один из 9 клиньев, стоящих перпендику­лярно к квадратной доске. В другом месте на полу мелом на­рисованы клетки с написанными в них цифрами: пассажиры и пароходная прислуга гоняют особой палкой плоские круги... Но или рука игроков непривычна, или глаз не умеет опреде­лять расстояния, или просто нет охоты играть… но редко-ред­ко кольцо повиснет на клин, или круг попадет на намеченную клетку...

Клонится к вечеру день.,. Исчезают один за другим пасса­жиры... Но какова же была моя радость, когда пришел ко мне из III класса земляк Сергий Григорьевич Ел-в. Сын одного из петербургских домовладельцев, молодой человек учился в Берлине, где и изучил японский язык теоретически. Теперь же он - с прошлой осени студент университета в Токио, владеющий японским языком настолько, что на нем уже сдавал экза­мены и писал сочинения. Путешествуя с чисто образовательной целью, он со своим спутником-французом едет по III классу. А это на японских железных дорогах и пароходах равняется подвигу.

Льются без конца разговоры наши с земляком. Но всему приятному бывает конец. Да и чай формозский уже выпит. Стемнело... После дневной жары так начала пронизывать вечерняя прохлада! Волей-неволей пришлось поспешить в свою каюту, где сон не заставил себя долго ждать!

* * *

2-е августа. С утра небо облачное. Дует прохладный ветер. Холодно на палубе... Но не особенно тепло и на душе!.. Ведь по этому проливу, быть может, по этому самому месту изби­тый, израненный, без запаса топлива уходил от неприятеля наш герой «Новик»... Не судил ему Бог добраться до матери­ка, но все же он достиг родного еще тогда берега... Погиб, ге­рой! Слава и честь ему и его героям...

И все же... наша гордость, если за грехи наши Бог ему судил возвратиться в Россию, почему не покоится безмятежным сном в пучине морской? И вот: открытки с поднимаемым и поднятым «Новиком» и сейчас продаются в Оотомару (рис.1, 2); а из железа его изогнутый «ялик» и доселе висит для «позора» (для обозрения) в парке г.Отару, где действительно подвергается позору (в ялик забираются дети для пьянства и... т.д.)... Почему «Новик» стал теперь уже «Судзуя» и незабвенный защитник русского Порт-Артура ныне послан охранять японский «Редзюнко» (П.Артур)?! И неужели не воскреснет в русском флоте другой могучий богатырь «Новик» в память потомству о герое?..

Обо всем этом горько сокрушалось сердце!.. Ждет оно лучшего будущего... Но кто уразумеет пути Господни?..

* * *

Налево невысокой полосой тянется берег Сахалина, японского Карафуто. Как забилось бы сердце прежде при виде этого клочка родины, родной земли? Но теперь в душе лишь горькое сознание: было наше, да теперь не наше?.. Краска стыда на лице, боль в сердце!

Около 10 ч. утра «Камикава-мару» бросил якорь по крайней мере в версте от берега: мы прибыли в г. Оотомари (быв. Корсаковский пост).

Уже поджидали нас здесь баржи и пароходик. Опять раз делили пассажиров на «чистых» и «нечистых». Я с пассажирами I и II класса поехал пароходиком налево, в собственно Оотомари, а пассажиров III кл. повезли направо, в так называемый Сакан-маци (часть Оотомари).

* * *

Не знаю, чем был Корсаковский пост при нашем русском владении южной частью Сахалина. Теперь же здесь вырос настоящий японский городок «Оотомари»! Новые дома,широкие улицы, масса магазинов, школа, казармы, буддийские кумирни. Говорят, в городе уже сейчас есть до 700 «домов» (т.е. квартир). Весь берег уставлен лодками рыбопромышленников. Погружают в пароходы лес, привозимый из тайги. От Оото­мари начинается Дековильская железная дорога и тянется к северу до г. Тоехара (быв. Владимировки).

Выйдя на берег, я достоверно знал только одно: в д.Тре­тьей Пади есть русский Никита Иванов, к которому мне те­перь и нужно было прежде всего добраться. Правда, можно туда поехать и поездом; но ведь он идет лишь через 2 часа, и этим поездом я уже намерен ехать дальше, до г. Тоехара. Не­обходимо было взять экипаж и лошадь. Подскочил какой-то японец с услугами... «Нам нужен экипаж до Третьей Пади»,- спрашиваю я. «Есть», - отвечает японец и забирает наш ба­гаж... Идем... Порожние экипажи встречаются и проезжают ми­мо... Я не понимаю, почему же их не нанимают... Начинаю бес­покоиться... Но о. Николай уверяет меня, что у сего японца и соб­раны все бася! Минут 15 шли. И что же оказалось? Японец при­тащил нас в свою гостиницу для отдыха!.. А это - в лучшем случае чашка японского чаю, 20 коп. «чаевых», да потерянный час времени; а в худшем - опоздание на поезд и ломка всего маршрута путешествия!.. Разумеется, экипажа при гостинице не оказалось!

Я возмущен был таким обманным обращением с пассажи­рами до глубины души; сконфужен был и о. Николай. А наш спутник взялся сейчас же достать экипаж и побежал обратно за теми экипажами, которые уже встречались. С кучером мы сторговались сами; а спутнику-японцу пришлось уплатить 50 копеек за «далекий» путь и хлопоты...

Не отметил бы сей бесцеремонности приказчиков гостини­цы, если бы она была случайною. Но вот, в конце июля минув­шего года я прибыл поездом в порт Удзина. «Есть пароход до Такахама? Когда уходит?» - «Есть, сейчас уходит»... Берут­ся приказчиком наши вещи... Мы спешим за ними... И вдруг наши вещи вносятся в гостиницу, и нам приказчик «с сожале­нием» заявляет, что пароход пойдет лишь в 6 ч.в., и нам «здесь» - удобно подождать остающиеся 4 часа...

Разумеется, раз нет парохода, - обождать где-нибудь нужно. Но так пассажиру и нужно сказать: «нет парохода, у ме­ня обождите»... А тут обман и обман!..

Это неприятное явление очень нужно помнить всем путешествующим по Японии. Иначе их притащат в гостиницу, и они будут кушать «гохоп» (рис), пить японский чай со сластями... Счет будет расти и расти!.. А в то же самое время и пароходы могут уйти, и экипажи разъехаться!

Уселись мы на телегу. Телега рессорная, сиденье удобное лошадка прекрасная. Мы поехали в д. Третья Падь.

Грунтовая дорога от Оотомари до Тоехара тянется почти всюду вдоль железной дороги. Лишь до Третьей Пади она идет через тайгу и горы, с большими подъемами и с большими же спусками. По сторонам дороги еловые леса, много пихты, много берез, есть даже и рябины! Словом, даже деревья-то напоминают Россию, а не Японию!.. Около лошади масса слепней, «крючков», мух... Ну, чем не русская деревня!

Уж побольше полдороги проехали мы, а и всего-то не больше 6-8 верст! Встречается нами двуколая русская телега, русской дугой, со старичком-русским в кучерах. На телеге сидят еще кавказец и кореец.

- Здравствуйте, батюшка, - здоровается старичок, снимая шапку... Лицо его расплывается в широкую улыбку.

- Здравствуйте, дедушка! Не ты ли - Никита Иваныч?

- Так точно, батюшка! Я самый и есть! Да откуда вы меня знаете?

- Семен Савельич мне про тебя в Японии сказал, - говорю я.

При имени Семена Савельича даже кореец оживился и пробормотал: «Семен Савельич»: так хорошо здесь помнят этого благочестивого старца, ныне разносящего по Токио хлеб!

Поговорили мы с Никитой Иванычем. Православным оказался и кавказец Чемия. Условились, что я в Третью Падь приеду на обратном пути из Тоехара завтра утром; а они сегодня и завтра поговеют перед исповедью и св. причастием. Сегодня же лишь отдохнем в доме Никиты Иваныча, где сейчас осталась его «база».

Потряслись мы далее... Вот уже и д. Третья Падь! Обыкновенные русские бревенчатые дома, при них дворы, хлева. Но во всех домах живут уже японцы. Лишь под окном одного стоит русская женщина - это и будет дом Никиты Иваныча решили мы.

Домик довольно старый, покосившийся, внутри теснота, не особенно-то и чисто. Но образов, правда, дешевеньких, много. Есть портреты Российского Царствующего Дома.

В связи с домиком дворик для коровки, - ходят по нему телята, курицы. В конюшне стоит лошадка. Невдалеке русская курная баня... Словом, не особенно богатое, но полное хозяй­ство у старика!

Устинья Елисеева оказалась бабой говорливой. Много жа­ловалась на японцев, которые-де в войну перерезали у нее всех коров и куриц... Говорила и о притеснениях, чинимых им теперь: пашню-де отобрали под железную дорогу; а когда ста­рик в обмен попросил себе земли, - ему-де предложили ее в тайге. «Было время, - корчевали; теперь годы ушли, и не в мои 70 лет корчевать тайгу», - будто бы только и мог отве­тить Николай Иваныч. «Один разор (разорение), батюшка», — жалуется Устинья...

Однако приближалось время прихода поезда, и мы пошли на «станцию».

* * *

«Станция»... Громкое название... Но напрасно вы думали бы, что здания ее в самом деле похожи на станцию!.. Вот ка­кой-то сарайчик, скорее - будка: здесь склад предполагае­мых товаров. Сейчас - двери открыты, пустой... В маленьком станционном здании даже и пола-то настоящего нет! И обита­телей нет. Грязь невозможная: даже вещей негде поставить! - Прибежал откуда-то японец, и от него мы узнали, что поезд идет в свое время, и что билеты продаются в поезде... Распо­ложились ждать.

Подбежали ребятишки, довольно грязные, руки в бородав­ках: они приехали сюда с родителями с о-ва Сикотан (из группы Курильских). Младший из них - видимо посмелее - после некоторой нерешительности: «этта - рука»? - Рука, отвечаю... «Этта - море»? - Море... И т. д. с неизменным в начале «этта» (это). Но запас слов известных - видимо - истощился... Тогда мальчики, указывая предмет и говоря: «эт­та»? - спрашивали его название... Этот неожиданный урок русского языка продолжался у нас до самого прихода поезда. Оказалось, что в начальной японской школе на Сахалине японцев уже обучают русскому языку. - А обучают ли рус­ских мальчиков на русском Сахалине японскому языку?.. Или... «на что нам японский язык»? Или - «обойдемся и без него»?.. А тогда нечего и удивляться, что о нас все знают, а мы о других ничего не знаем!..

* * *
Подошел поезд... (рис. 3). В составе его - вагончики II и III класса и товарные платформы. Мы буквально «влезли» в ва­гончик и поехали к северу. В вагончик может поместиться не больше 12 человек без багажа; а с багажем (для которого единственное место — пол!) трудно сидеть и восьмерым! Локомотивчики - парные, платформы приспособлены для перевозки леса прежде всего. Билеты продают в вагонах, кроме конечных пунктов дороги, где продают их и на станциях. Всех станций - 8: Сакан-маци, Оотомари, Первая Падь, Третья Падь, Соловьевка, Мицулевка, Хомутовка, Тоехара.

Железная дорога проходит равниной. Направо и налево видны громадные леса, выжженная трава, отчасти засеянные полосы. Дома в деревнях исключительно русской постройки: новых японских домов не видно совсем... Вот на пожарной лестнице (хиноми) виден русский колокол: непременно или от часовни, или от русской церкви!.. Сейчас этот колокол извещает о пожарах... Что ж?... Все же лучше, чем звонить на молитву в тера (буддийской кумирне)!... На ст. Мицулевка тонкий голосок кричит: «пан-пан» (хлеб -хлеб). Оказывает­ся, - продает его полячек Миша...

Жарко. Местами пыльно. Даже в вагонах масса слепней! Выехав в 2 ч.20 м., мы в 5 ч. дня были уже в Тоехара.